— He знаю. Мне кажется, что в жизни надо посмотреть все.
— Да, но кроме войны. Война — это слишком плохое зрелище, чтобы хотеть на него посмотреть…
Вдруг Олег почувствовал, как к горлу подкатился приступ рвоты. Он, толкнув чуть Лунина, повернулся назад, и его вырвало прямо на аккуратно сложенные дрова у печки-«буржуйки». Прокашлялся.
— Это кто там? — спросил Шевченко, услышав знакомый звук. — He вижу…
— Переводчик наш… — отозвался за Олега Иванов. — Пить еще не умеет…
— Выведите его на свежий воздух. Пусть немного проветрится…
Иванов выбрался из-за «стола» и, подхватив Олега, пошел к выходу.
Снаружи было довольно прохладно. Небо было звездное, чистое.
— Освежись, — сказал Иванов.
— Мне уже лучше, — сказал Олег, вдохнув свежего воздуха.
Иванов посмотрел на горы и вдруг указал на вершины, хорошо видимые на фоне неба:
— За горами Улус-Керт. Три недели назад там, в горах, почти полностью погибла рота второго батальона сто четвертого полка. Капитан вдруг повернулся к Олегу и, глядя в глаза, прямо спросил: — A ты готов вот прямо здесь и сейчас умереть?
Олег попытался представить себе, как это будет выглядеть, но не смог, и сказал:
— Наверно, нет. Я не знаю…
— Парни там тоже не хотели умирать. Они были окружены. Почти сутки они бились в полном окружении. Когда духи перебили почти всех, оставшиеся в живых вызвали на себя огонь полковой артиллерии. Снаряды смешали там все с землей. И наших парней и боевиков, и деревья, и кусты…
— Прямо как в кино, — восхищенно сказал Олег.
— B кино актеры умирают понарошку. A там, вон на тех сопках, их совсем не понарошку перемешало с землей. Два дня к ним не могли пробиться. Там погиб мой друг, с которым я вместе прослужил два года, прежде чем перейти в спецназ. Марк Евтюхин. Редкой души человек…
— Прости. Я не знал, — сказал Олег.
— Война забирает лучших людей, — задумчиво проговорил Глеб. — Она всегда забирает только самых лучших…
Иванов долго смотрел на вершины гор, а Олег больше не решался с ним заговорить. Но, спустя несколько минут, Глеб повернулся:
— Ты освежился?
— Да, — кивнул Олег. — Только пить больше не могу.
— Твое дело.
— A как на меня мужики смотреть будут?
— He думай об этом.
— Как не думать? Лунин все подливает и подливает…
— He хочешь — не пей. Им больше достанется…
Они вошли в палатку и сели на свои места. Олега кружка уже была наполнена на половину. Олег еще пару раз пригубил водку, но больше только имитируя питье. Лунин заметил это и потрепал его за плечо:
— Это Кавказ, Олег, страна вина и чачи. Пей.
— Я не хочу. He могу больше.
— Значит ты не джигит, — усмехнулся Дима.
— He джигит, — согласился Олег.
Лунин, утратив к Олегу интерес, повернулся к прежним собеседникам.
Олег снова уперся во взгляд Иванова. Глеб смотрел с сожалением и Олег не мог понять, почему он так на него смотрит.
— Ты же молод. Совсем еще молод, — тихо сказал Глеб, — Зачем тебе эта война. Что, не было другой работы?
— B армию меня призвали на два года, — объяснил Олег. — B штабе округа меня распределили в вашу бригаду.
— Значит, ты есть «пиджак», — сказал Глеб. — Или, по-другому, «двугадюшник».
— Кто? — не понял Олег.
— Так мы называем лейтенантов-двухгодичников, которые закончили гражданский ВУЗ с военной кафедрой, — объяснил Глеб.
— Ну, значит, «пиджак», — согласился Олег, не зная точно, является ли это слово оскорбительным или же совсем не несет на себе никакого оскорбления.
— Ты — гражданский человек, и тебе нечего делать в армии, а тем более в спецназе, — сказал Глеб.
— Я это уже весь вечер слышу, — попробовал огрызнуться Олег.
— Пока я жив, буду говорить тебе это, не умолкая! Тебе нечего делать в армии! A уж тем более тебе нечего делать на войне! Попомни мои слова — придет время, и ты сам поймешь, что война это совсем не то, что показывают по телевизору, или пишут в книгах. Война это самое настоящее дерьмо, по своему смыслу. Только вот гребут это дерьмо лучшие люди… и умирают в этом дерьме. И никто о них потом не вспомнит. Наливай!
— У меня есть…
— Мне наливай!
Олег налил Иванову полкружки и тот махом выпил.
Нартов почувствовал, как наливаются тяжестью его веки, и как его вдруг страшно потянуло в сон. Спустя мгновение его локоть сорвался co стола, выдавая утрату контроля.
— Ты спишь? — спросил Глеб.
— Нет, — Олег открыл глаза и уставился на Глеба.
— Рано еще спать, — наставительно сказал Глеб.
— Я и не думал спать…
Олег поднял голову выше, но глаза стали предательски закрываться, и его снова мягко потянуло в сон, с которым ему становилось бороться все сложнее и сложнее.
Это увидел Шевченко и громко сказал:
— У нас потери! Лунин! Проводи военного до шконки…
Дима повернулся к Олегу, и встал:
— Пошли, красавчик…
Олег сам встал, и, шатаясь из стороны в сторону, пошел к выходу. Дрова были в рвоте. «Кто же это убирать будет?» — подумал он.
He останавливаясь, он вышел из палатки. Дима уже ждал его. Лунин и сам был уже в изрядном подпитии, а потому передвижение началось с взаимного выравнивания и поддерживания.
— Где наш блиндаж? — спросил, икая, Дима.
— He знаю, — отозвался Олег.
— Будем искать.
Вскоре в полной темноте они заблудились окончательно.
— Да где этот чертов блиндаж? — Дима озирался по сторонам, но не мог понять, куда они забрели. Утешало одно — лагерь был обнесен колючей проволокой и системой сигнализации, а потому за пределы выйти было не возможно.