Переводчик - Страница 16

Дима Лунин налил Олегу еще полкружки, и Олег поморщился снова. Первая кружка была выпита им с трудом, а развитие событий вполне ясно давало понять, что это только небольшая прелюдия к основной попойке.

Отказываться не хотелось просто из уважения к находящемуся здесь коллективу. Отказаться, значит плюнуть на общество, которое было строго щепетильно в этом вопросе. Попробуй не выпить с капитаном Самойловым за его друзей погибших пять лет назад во время первого штурма Грозного!

Олег налег, было на тушенку, но Лунин его остановил:

— Эй, военный! He превращай закуску в еду!

За Луниным в проходе стоял ящик тушенки, но то была тушенка на завтра, послезавтра…

Олег положил вилку на стол.

— Закусывать по команде! — съязвил Шевченко, услышав реплику Лунина.

Майор Шевченко в тесном кругу офицеров сейчас был выше всех по должности, а потому как бы являлся руководителем «мероприятия». Если бы его сейчас в палатке не было, все это можно было бы смело назвать банальной попойкой, а на утро построить весь офицерский «кворум», и устроить длительное промывание мозгов с показательным наказанием особо отличившихся в употреблении спиртного командиров. Но так как Шевченко все же присутствовал, и как бы представлял в своем лице руководящий состав отряда, то и «пьянкой» это назвать уже никак было нельзя. «Мероприятие» — и точка. Со всеми вытекающими отсюда выводами и последствиями…

После второй кружки Олег понял, что ему уже достаточно. Обглодав корку хлеба, он скромно взял на кончик ножа маленький кусочек тушенки. Взгляд уже не фиксировался на одном месте, «плавал». Начались позывы к рвоте. Этого еще не хватало…

Олег повернулся назад, ища место для возможной рвоты. Сзади него была только остывающая печка, и куча дров. Разве что на дрова…

Офицеры, разомлевшие от выпитого, начали оживленно переговариваться. Командир второй роты отряда, которая уже провоевала здесь полтора месяца, капитан Самойлов, рассказывал об особенностях штурма Грозного во время первой кампании. Несколько человек слушали его, вытянув шеи.

— Город горит, рота морпехов окружена, вызволять надо, а нас всего двадцать, что делать? «Mаxpа», слава Богу, во время подоспела. Как дали чеченем!

Лунин рассказывал, как провел несколько последних дней перед отправкой, с девочками:

— …а я ей говорю: поворачивайся на живот…

Командир только что прибывшей первой роты капитан Глеб Иванов сидел молча, и как-то грустно смотрел на Олега. Нартов заметил его взгляд и спросил:

— Почему вы на меня так смотрите?

— Жалко мне тебя, парень… — как-то действительно сожалеюще, сказал Глеб.

— A чего меня жалеть? — спросил Олег.

— Ты — гражданский человек, — тихо сказал Глеб. — На войне тебе делать нечего.

Олег хотел спросить, почему он так думает, но тут поднялся Шевченко:

— Товарищи офицеры, третий!

Все зашевелились, начали подниматься. Олег последовал примеру и, толкаясь, встал. C ужасом посмотрел на свои полкружки водки и подумал, что его точно будут выносить.

Шевченко, больше ни слова не говоря, выпил. Олег знал, что сейчас надо выпить так, чтобы ничего в кружке не осталось. Иначе проклянут…

Водка не лезла в горло. Организм противился, но Олег, собрав волю в кулак, выпил до дна. Сев на ящик от снарядов, служивший стулом, понял, что уже сам встать не сможет.

Иванов подмигнул:

— Это только начало…

— A что будет еще? — спросил Олег, чувствуя, как заплетается язык.

— Кроме водки еще будет война.

— Война уже есть, — возразил Олег.

Ему показалось странным, что Глеб говорит о войне, как о чем-то еще не начавшемся. Ведь война началась в августе, а сейчас уже март…

— Война есть для тех, кто воюет. A я, ты и вся моя рота еще не воевали. Для нас войны пока нет. Она только ждет нас. Ждет наши души. Ждет наши тела. Ждет наши жизни…

Олег знал, что Иванов воевал в ту, первую, войну, был ранен и уж точно он знал, что есть война. Олег хотел что-то спросить, но почему-то задал совсем глупый вопрос:

— Товарищ капитан, а на войне страшно?

Сидевший рядом с Олегом Лунин на миг повернулся, посмотрел на Олега глазами полными презрения и снова отвернулся. Олег уже как-то задавал Лунину этот вопрос.

— Сейчас тебе страшно? — спросил Глеб.

Олег прислушался к себе.

— Нет.

— B бою тоже не страшно. Если инициатива за тобой. Если охотник — ты.

— A на войне?

Глеб не ответил на вопрос и продолжил свой монолог:

— Сейчас тебе не страшно потому, что ты выпил водки. Если ты не будешь пить здесь водку, то от страха сойдешь с ума. A еще ты сойдешь с ума оттого, что здесь увидишь. Тебе еще многое предстоит увидеть.

— Например? — спросил Олег.

Глеб не ответил. Он начал пережевывать тушенку, а потом опять молчал. Олег дотянулся до банки с кашей и подцепил немного на вилку. Проглотил, не чувствуя вкуса. Посмотрел на Иванова. Глеб спросил:

— Зачем ты согласился ехать сюда?

— У меня есть подруга, на которой я хочу жениться, — сказал Олег. — A денег на свадьбу нет.

— И ты решил заработать здесь?

— Здесь неплохо платят. За три месяца я прилично заработаю.

— Эти три месяца могут показаться тебе вечностью.

Олег повертел головой, не соглашаясь с Глебом:

— Нет. Три месяца, это три месяца. Когда-нибудь они все равно закончатся. K тому же уже прошло три дня, как мы прилетели. Проходит все, пройдет и это.

Глеб покачал головой:

— Но ты все же гражданский человек, и знать что такое война, тебе вряд ли надо.